ПротоS7

Авторская страница

Н. Кузанский. "Простец об Уме"

Глава 1

Философ приходит к Простецу, чтобы получить наставление о природе ума.
Ум в себе является умом,
по роду своей деятельности – душой;
и назван он от «измерения».

Во время юбилейного праздника, когда многие спе­шили в Рим, полные необыкновенного благочестия, один философ, выдающийся среди прочих ему совре­менных, стоял, как рассказывают, на мосту и с удив­лением рассматривал проходящих. Некий оратор, весь­ма любознательный, усердно разыскивает его, узнает его по бледности лица, тоге, спускающейся до пят, и прочим атрибутам мыслителя, дружески его привет­ствует и спрашивает, какая причина так прочно удер­живает его на этом месте.

Философ. Удивление!

Ритор. Удивление, видимо, является стимулом для всех, кто стремится знать ту или иную вещь. Поэтому, раз ты считаешься среди ученых выдающимся, я ду­маю, что это удивление весьма велико, если оно при­вело тебя в такое волнение.

Философ. Ты прав, друг. Когда я смотрю, как бес­численные толпы людей почти со всех стран света тес­нясь проходят мимо меня, я удивляюсь единой вере всех при таком разнообразии их внешнего вида; "И хотя ни один из них не может походить на другого, од­нако едина вера всех их, приведшая их с различных концов земли в таком благочестии.

Ритор. В самом деле, необходимо считать божиим даром то, что у простецов постижение при помощи ве­ры оказывается более ясным, чем при помощи рассуд­ка у философов. Ты ведь знаешь, какое исследование надо произвести тому, кто рассматривает при помощи рассудка бессмертие ума. А это бессмертие, однако, только на основании веры никто из них всех не под­вергает сомнению, раз у всех них забота и усилия на­правлены к тому, чтобы после смерти их души, ника­ким грехом не затемненные, были восхищены к свет­лой и вожделенной жизни.

Философ. То, что ты сказал, друг, важно и соответ­ствует истине. Ведь я, путешествуя все время по свету, обращался к мудрецам за доказательствами бес­смертия ума, так как такого рода исследование пред­писано в Дельфах, чтобы ум познавал сам себя и чув­ствовал себя связанным с божественным умом; но до сих пор я еще не постиг искомого до такой степени со­вершенно и для рассудка очевидно, как при помощи веры этот непросвещенный народ.

Ритор. Если можно, скажи, что побудило тебя — а ты, видимо, перипатетик — прийти в Рим? Или ты ду­маешь встретить кого-нибудь, чтобы у него поучиться?

Философ. Я слышал, что в храме, который Т. Аттилий Красс посвятил на Капитолии Уму, находится много сочинений мудрецов об уме. Но, видимо, я при­шел напрасно, разве что ты, производящий впечатле­ние хорошего гражданина и человека образованного, мне поможешь.

Ритор. Действительно, тот храм Красс посвятил Уму; но были ли в храме книги об уме и какие имен­но, этого никто не может знать после стольких бед­ствий в Риме. Однако, чтобы не горевать о своем на­прасном приходе, ты должен послушать, о чем ни по­желаешь, одного человека, простеца, который, по-мое­му, достоин удивления.

Философ. Прошу, чтобы это произошло как можно скорее.

Ритор. Тогда следуй за мной.

И после того как они возле храма Вечности спусти­лись в какое-то подвальное помещение, к простецу, который выделывал из дерева ложки, обратился

Ритор. Я краснею, простец, от того что этот вели­кий философ застает тебя погруженным в такое незатейливое дело. Он сочтет, что не услышит от тебя ни­каких рассуждений умозрительного порядка.

Простец. Я охотно провожу время в этих упражне­ниях, непрерывно питающих ум и тело. Если тот, кого гы приводишь, философ, я думаю, он не станет меня презирать за то, что я отдаюсь ремеслу ложечника.

Философ. Ты совершенно прав. Ведь и о Платоне мы читаем, что он иногда занимался живописью, чего, думается, он никогда бы не делал, если бы живопись противоречила умозрению.

Ритор. Поэтому, может быть, Платону и были так близки примеры из живописи, при помощи которых он предметы трудные делал легкими.

Простец. Конечно, в этом моем искусстве и я с помощью уподоблений (symbolice) отыскиваю то, что хочу, и тем питаю свой ум, продаю ложки и тем подкрепляю тело. Так достигаю я всего,  для меня необхо­димого, по мере надобности.

Философ. Моя привычка, когда я прихожу к чело­веку, пользующемуся славой мудреца, позаботиться прежде всего о том, что не дает мне покоя, и, предло­жив обсуждать какие-либо сочинения, исследовать их смыся. Но так как ты простец, то я не знаю, как побу­дить тебя высказаться, чтобы определить твое пред­ставление об уме.

Простец. Я полагаю, что никого нельзя принудить к выражению своих мыслей легче, чем меня. Ведь раз я признаю себя незнающим простецом, то я нисколько не боюсь отвечать. Философы по образованию и те, что слывут мудрецами,— те, понятно, боятся допустить ошибку и взвешивают свои слова с большой опаской. Поэтому и ты скажи ясно, чего от меня хочешь, и по­лучишь ответ по существу.

Философ. Я не могу выразить этого кратко; ся­дем, если угодно, и тогда поговерим.

Простец. Согласен.

И когда они расставили в виде треугольника табуретки и все трое сели, первым заговорил

Ритор. Ты видишь, философ, простоту этого мужа, который не привык ни к чему из того, чего требует приличие для приема столь значительного человека, как ты. Спроси-ка его о том, что тебе, по твоим словам, не дает покоя. Простец же не скроет от тебя ничего из того, что знает. Я думаю, ты убедишься, что я привел тебя не напрасно.

Философ. Все до сих пор мне нравится. Перейду к делу. Ты же между тем, пожалуйста, помолчи, и пусть тебя не смущает продолжительность разговора.

Ритор. Ты увидишь, что долгая беседа скорее привлечет, чем оттолкнет меня.  

Философ. Итак, скажи, простец,— таково твое имя, по твоим же словам,— если имеешь свое предположе­ние об уме.

Простец. Я полагаю, что нет и не было ни одного человека, который, достигши зрелости, не составил бы себе того или иного понятия об уме. Имею, конечно, и я: умом (mens) является то, от чего возникает граница и мера (mensura) всех вещей. Я полагаю, стало быть, что его называют mens — от mensurare.

Философ. А не считаешь ли ты, что ум — одно, а душа — другое?

Простец. Положительно считаю: ведь одно — ум, находящийся у себя, другое — в теле. Ум, находящий­ся у себя, или бесконечен, или он образ бесконечного. Из тех же умов, которые суть образ этого бесконеч­ного,— поскольку они не находятся у себя, не максимальные, абсолютные и бесконечные — некоторые, до­пускаю, могут одушевлять человеческое тело. И тогда по [роду] их деятельности я называю их душами.

Философ. Следовательно, ты соглашаешься, что ум и человеческая душа одно и то же: ум — в себе, ду­ша — по ее деятельности?

Простец. Соглашаюсь. Они одно и то же, как в жи­вом существе способность к чувственному восприятию и зрительная способность глаза одна и та же.

Главы - (1) - (2) - (3-4) - (5) - (6) - (7) - (8) - (9) - (10) - (11) - (12) - (13) - (14) - (15)