ГЛАВА 6
Мудрецы символически назвали число первообразом вещей;
об удивительной природе числа. Число возникает от ума
и неразрушимости сущностей. Ум есть гармония, само себя движущее число,
составленное из тождества и различия
Философ. Ты хорошо применил свой пример. И когда ты называешь интеллект
единым, ты разъясняешь, и то, как он производит вещи, и то, что соразмерность
есть место (locus), сфера или область формы, и что материя, в свою очередь,
есть место соразмерности. И мне сильно сдается, что ты - из пифагорейцев,
которые утверждают, что все происходит из числа.
Простец. Не знаю, пифагореец ли я или кто-либо другой. Знаю я только
то, что ничей авторитет мною не руководит, даже если побуждает меня
к движению. Но я действительно считаю, что пифагорейцы, философствующие,
как ты говоришь, обо всем при помощи числа, - мыслители глубокие и остроумные;
я убежден, что они, говоря о числе, имели в виду не число математическое
и происходящее из нашего ума - ведь само собой понятно, что это число
не есть принцип какой-нибудь вещи, - но что они символически и доступным
для рассудка образом (rationabiliter) говорили о числе, происходящем
из божественного ума, в отношении которого математическое число есть
только образ. Ибо как наш ум относится к бесконечному, вечному уму,
так число нашего ума - к тому числу. И мы даем тому числу имя нашего
числа, как тому уму - имя нашего ума, и с наслаждением занимаемся числом
как нашим собственным произведением.
Философ. Изложи мне, пожалуйста, основания, могущие побудить кого-нибудь
утверждать, что числа - начала вещей.
Простец. Может существовать только одно бесконечное начало и лишь оно
- бесконечно простое. Но уже первое подначальное (principiatum) не может
быть бесконечно простым, как это ясно само собой; и оно не может быть
составленным из других, входящих в его состав, ибо тогда оно не было
бы первым подначальным, но ему самому по природе предшествовало бы то,
что входит в его состав.
Следовательно, необходимо допустить, что первое подначальное сложно
так, что оно, однако, составлено не из многого, но из себя самого. И
вот, наш ум не допускаёт возможности существования чего-либо иного в
таком роде, кроме числа, каково, например, число нашего ума. Ибо число
сложно, и сложено оно из себя самого, - потому что всякое число составлено
четного и нечетного чисел, - и, таким образом, число составлено из числа.
Если же ты скажешь, что тройка составлена из трех единств,- это все
равно что говорить, будто стены и крыша в отдельности образуют дом;
ведь если стены существуют отдельно и так же - крыша, из них не составишь
дома. Так и три единства, взятые порознь, не образуют тройки. Поэтому,
если ты рассматриваешь единицы, поскольку они составляют тройку, ты
рассматриваешь их объединенными; а чем иным являются тогда три объединенные
единицы, как не тройкой?
Значит, она составлена из себя самой. Так же [надо рассуждать и] обо
всех числах. Впрочем, когда я в числе усматриваю только единство, я
вижу несложную сложность числа и совпадение простоты и сложности или
единства и множества. Но когда я всматриваюсь в число еще острее, я
вижу единство числа сложным, подобно тому как сложны гармонические единства
октавы, квинты и кварты. Ведь гармоническое отношение есть единство,
которое нельзя понять без числа. Более того, я замечаю, что число, выражающее
отношение полутона и корня квадратного из двух, - таково отношение стороны
квадрата к диагонали - является более простым, чем может постигнуть
рассудочная способность (ratio) нашего ума. Отношение не может быть
понятно без числа, а между тем число, которое могло бы выразить то отношение,
должно было бы быть одинаково четным и нечетным. Об этом можно было
бы беседовать долго и интересно, если бы мы не спешили перейти к другому
вопросу.
Итак, нам известно, каким образом существует первое подначальное, отпечаток
(typum) которого несет число. И иначе и ближе мы не можем подойти к
его сущности, потому что определение сущности всякой вещи может быть
достигнуто нами только в намеке или в образе. Символически же первое
подначальное мы называем числом, потому что число есть субъект соразмерности;
в самом деле, соразмерность не может существовать без числа. А соразмерность
есть место для формы; в самом деле, без соразмерности, приспособленной
к форме и ей соответствующей, форма не может проявиться, подобно тому
как, я сказал, с нарушением соразмерности, пригодной для ложки, форма
ложки не может сохраниться, потому что для нее нет места. Соразмерность
действительно есть как бы приспособленность зеркальной поверхности к
отражению образа, без чего прекращается воспроизведение. Вот так и бесконечное
первообразное единство может отражаться только в соответствующей соразмерности,
а эта соразмерность - в числе. Вечный ум действует наподобие музыканта,
желающего сделать свою мысль чувственной: он воспринимает множество
звуков и приводит их в соответствующее гармоническое соотношение, так
что в этом соотношении гармония отражается сладостно и совершенно, поскольку
здесь она находится как бы в соответствующем месте. И отражение гармонии
изменяется с изменением соответствующего гармонического соотношения.
И гармония исчезает с исчезновением соответствия в соотношении. Итак,
из ума - и числа и все.
Философ. Разве множественность вещей не существует помимо нашего умозрения?
Простец. Существует, но от ума вечного. Поэтому как в отношении бога
множественность вещей существует от божественного ума, так и в отношении
нас множественность вещей существует от нашего ума. Ведь исчисляет один
только ум; уничтожь ум - и число окажется неразличимым. В самом деле,
ум потому, что он мыслит одно и то же единственно и единично, - и таковым
мы это видим (мы говорим, что оно - одно, потому что ум мыслит это одно
единственным и единожды), - поистине является равенством единства. Но
когда ум мыслит одно в виде множества отдельных вещей, мы считаем, что
вещей много, и говорим о двойке, потому что ум мыслит одно и то же в
отдельности дважды или путем удвоения. Так же и об остальном.
Философ. Разве тройка не составляется из двойки и единицы? И разве
мы не называем число собранием отдельно взятых единиц? Как же тогда
ты утверждаешь, что оно происходит из ума?
Простец. Называем; но такого рода высказывания надо относить к модусу
понимания, потому что сложить значит не что иное, как взять несколько
раз одно и то же, общее у однородных предметов. Увидев отсюда, что без
множественности в уме два или три есть ничто, ты ясно поймешь, что число
происходит из ума.
Философ. Каким же образом множественность вещей есть число божественного
ума?
Простец. Множественность вещей произошла оттого, что божественный ум
одно принимает так, а другое - иначе. И если рассмотреть это тщательно,
то ты обнаружишь, что множественность вещей есть только способ понимания
со стороны божественного ума. Так, полагаю, можно неопровержимо утверждать,
что первообразом вещей в духе создателя является число. На это указывает
привлекательность и красота, которые присущи всем вещам и состоят в
соразмерности, а последняя - в числе. Поэтому число преимущественно
и указывает путь к мудрости.
Философ. Это впервые высказали пифагорейцы, потом платоники, которым
подражает Северин Боэций.
Простец. Подобным образом я утверждаю, что число является первообразом
понятий нашего ума. В самом деле, ум ничего не может поделать без числа;
если нет числа, то не будет ни уподобления, ни понимания, ни различения,
ни измерения. Нельзя познать вещи в их разнообразии и различии без числа.
И без числа нельзя понять, что субстанция - одно, количество - еще одно,
и так далее. Поэтому, раз число есть способ понимания, то без него ничего
нельзя познать.
Ибо число нашего ума, поскольку оно - образ числа божественного, являющегося
первообразом вещей, есть первообраз понятий. И как до всякой множественности
существует единство - и это есть единство, единящее, или несотворенный
ум, в котором все - одно, после одного - множественность, или развертывание
силы того единства, и эта сила есть бытийность вещей, равенство бытия,
и связь бытийности и равенства, а это - благословенная троица, - так
в нашем уме существует той божественной троицы образ; ведь ум наш точно
так же есть единство, единящее до всякой множественности, в уме постигаемой;
и после этого единства, единящего всякую множественность, тоже есть
множественность, каковая есть множественности вещей образ, как и наш
ум есть образ божественного ума; и множественность развертывает силу
единства ума, а эта сила есть образ бытия, равенства и связи.
Философ. Вижу, что ты достигаешь удивительных вещей на основании числа.
Так как божественный Дионисий утверждает, что сущности вещей неразрушимы,
скажи, не можешь ли ты показать это с помощью числа.
Простец. Когда ты заметишь, что число возникает из множественности
единства, а также что различию случается быть за возникновением множественности,
причем обратишь внимание на составленность числа из единства и инаковости,
из тождества и различия, из чета и нечета, из делимого и неделимого
(dividuo et indiviuo) и на то, что сущность всех вещей оказывается как
бы числом божественного ума,- тогда ты придешь к какому-то пониманию
того, что сущности (essentiae) вещей неразрушимы, как и единство, на
основе которого возникает являющееся бытием (entitas) число; а также
то, что вещи существуют всякий раз таким именно образом, на основании
различия, возникающего не от сущности числа, но в виде случайного следствия
при умножении единства. Способность отличаться, таким образом, не принадлежит
к сущности ни одной вещи. Различие способствует исчезновению, так как
является разделением, от которого происходит разрушение. Поэтому оно
не принадлежит к сущности вещи. Ты замечаешь также, что число есть не
что иное, как исчисленные вещи. Отсюда ты можешь заключить, что число
не является актуально существующим посредником между божественным умом
и вещами, но число вещей есть сами вещи.