ГЛАВА 14
О мнении, согласно которому ум от Млечного Пути
нисходит через планеты в тело
и возвращается обратно.
О понятиях, неразрушимых у отдельных
от материи духов и разрешимых у нас
Философ. Ты приводишь самые подходящие и самые прекрасные примеры для
вещей необычных и далеких от непосредственного ощущения. И так как приближается
закат солнца, не позволяющий нам задерживаться дольше, скажи, пожалуйста:
что имеют в виду философы, которые утверждают, что души нисходят от
Млечного Пути через планеты в тела и так же возвращаются ко Млечному
Пути; и почему Аристотель, желая описать силу нашей души, начинает с
рассудка, утверждая, что душа восходит от рассудка к научению, а от
научения - к умопостижению; Платон же утверждает противоположное, полагая,
что начальным элементом является умопостижение и что, вырождаясь, умопостижение
становится наукой, или разумным познанием, а это последнее - познанием
рассудочным.
Простец. Я не знаю сочинений философов. Но первые, сказавшие о нисхождении
душ, пожалуй, хотели выразить то же, что Платон и Аристотель. Платон,
взирая на образ создателя, наиболее совершенно присутствующий [именно]
в способности умопостижения в которой ум уподобляет себя божественной
простоте), ее и положил начальным элементом и субстанцией ума, которая,
по его утверждению, остается после смерти. Эта субстанция в порядке
природы предшествует разумному познанию, но вырождается в последнее,
когда отклоняется от божественной простоты, в которой все едино; и она
хочет все созерцать в себе, как всякая вещь имеет бытие особенное и
отличное от другого. Затем ум вырождается еще более, когда в движении
рассудка он воспринимает вещи не в себе, но так, как форма существует
в изменчивой материи, где ум не может достигать истины, но обращается
к образу. Напротив, Аристотель, который все рассматривал в качестве
подпадающего именованию, каковое налагается в результате движения рассудка,
делает начальным элементом рассудок и, вероятно, утверждает, что рассудок
через науку, возникающую при помощи слов, восходит к разумному познанию,
а затем к наивысшей ступени - к умопостижению. Поэтому он и полагает
рассудок начальным элементом при восхождении к интеллекту; Платон же
полагает умопостижение начальным элементом ее нисхождения. Таким образом,
между ними не оказывается разницы, разве что в способе рассмотрения.
Философ. Пожалуй, это так. Однако скажи: поскольку все философы говорят,
что всякий интеллект состоит из субстанции и акциденции, как может это
относиться к богу и первой материи?
Простец. Мышление о боге есть отклонение от мышления о его имени "Сущий",
так как сущее, мыслимое как не-сущее, то есть непричащаемо, и есть бог.
Оно тождественно мышлению, какое можно иметь о том, что есть субстанция
и акциденция,- но если рассматривать его в другом модусе, то есть в
отклонении. Поэтому мышление о боге охватывает все мысли о субстанции
и акциденции, но является простым и единым. Мысль о материи оказывается
при этом некоторым первым отклонением от мышления, какое имеется о теле.
А если ты уразумеваешь тело нетелесно, то есть не как какую-нибудь телесную
форму, ты уразумеваешь то, указанием на что является тело, но и ином
модусе, то есть нетелесно; и это, без сомнения, и есть мышление материи.
Философ. Не считаешь ли ты, что небесные умы созданы по степеням разумности
и обладают неразрушимыми понятиями?
Простец. Я полагаю, что одни ангелы соответствуют умопостигаемому,
так как они принадлежат высшему порядку; другие соответствуют умопостижению,
как принадлежащие ко второму порядку; третьи - рассудку, как принадлежащие
к третьему; и я полагаю, что в каждом порядке содержится подобным образом
столько же степеней, так что получается девять степеней, или хоров;
и полагаю также, что наши умы находятся ниже первой степени таких духов
и выше всякой степени телесной природы, оказываясь как бы связью всеобщности
сущего, причем так, что они оказываются пределом совершенства низшей
природы и началом высшей. Кроме того, я думаю, что блаженные духи, существующие
вне тела в покое, познают в понятиях, неизменных и не подверженных забвению
в силу присутствия истины, без перерыва предметно являющейся. Так вознаграждены
души, которые оказались достойными наслаждения первообразом вещей. Наши
же умы в силу их бесформенности часто забывают то, что они знали, хотя
в них и остается сотворенная вместе с ними приспособленность познать
все заново. Хотя они без тела и не могут возбуждаться к продвижению
в интеллектуальном познании, но в силу нерадения, уклонения от предмета
и вовлеченности в пестрое разнообразие дел и телесных недугов они теряют
свои понятия. Ибо понятия, полученные нами здесь, в этом изменчивом
и непостоянном мире, в соответствии с условиями изменчивого мира, не
являются устойчивыми. Они - как понятия школьников и учеников, начавших
делать первые успехи, но еще не достигших мастерства. Однако понятия
эти, здесь приобретенные, когда ум переходит от мира изменчивого к миру
неизменному, подобным же образом переносятся на неизменное мастерство.
Когда отдельные понятия переходят к совершенному мастерству, они в универсальном
мастерстве перестают быть изменчивыми, хотя в своей отделенности были
текучими и неустойчивыми. Так оказываемся мы в этом мире учениками,
а в другом - мастерами.
